Это я так, рассуждаю о судьбах одного пэйринга и помогаю себе параллелями. 
Мама была права, когда сказала, что отец - хороший человек. Он всегда помнил о том, что надо сделать другому что-нибудь приятное. От этого мама просто с ума сходила, потому что, мне кажется, она хотела, чтобы он принадлежал только ей, да у нее и не было такого дара, как у отца. Вот он, бывало, пойдет в поле, увидит расцветший куст с цветами, какие любит моя бабушка, выкопает его, отнесет ей в сад и посадит его там. А если выпадет снег, он станет с рассветом, пойдет к дому своих стариков и расчистит подъездную дорожку лопатой.
Когда он ездил в город за продуктами и инвентарем, он всегда возвращался с подарками маме и мне. Обычно с небольшими - простой шарфик из хлопка, книга, стеклянное пресс-папье, но покупал он именно то, что ты бы и сама себе непременно выбрала.
Пил он только с дедушкой - стакан виски, причем очень редко. Я никогда не видела его злым или сердитым.
- Иногда мне кажется, что ты не земное существо, - сказала ему мама. Это она сказала перед своим отъездом, мне тогда ее слова не понравились, словно она хотела, чтобы он был не таким хорошим, а чуть похуже.
За два дня до отъезда, когда она в первый раз заговорила об этом, она сказала:
- В сравнении с тобой я чувствую себя гадкой.
- Шугар, ты вовсе не гадкая, - сказал он.
- Вот видишь? Вот видишь? Почему ты хотя бы не можешь поверить, что я гадкая?
- Потому что ты не такая.
Она сказала, что ей нужно уехать, чтобы прочистить мозги, избавиться от всего дурного, что у нее на душе. Ей надо разобраться в себе, понять, какая она на самом деле.
- Почему бы тебе не заняться этим дома, Шугар?
- Я должна сама это сделать, - ответила она. - А тут я ни о чем не могу думать. Единственное, что я понимаю здесь - что я не такая. Не храбрая. Не хорошая. Хочу, чтобы меня звали моим настоящим именем. Я не Шугар. Я Чанхассен.

Мама была права, когда сказала, что отец - хороший человек. Он всегда помнил о том, что надо сделать другому что-нибудь приятное. От этого мама просто с ума сходила, потому что, мне кажется, она хотела, чтобы он принадлежал только ей, да у нее и не было такого дара, как у отца. Вот он, бывало, пойдет в поле, увидит расцветший куст с цветами, какие любит моя бабушка, выкопает его, отнесет ей в сад и посадит его там. А если выпадет снег, он станет с рассветом, пойдет к дому своих стариков и расчистит подъездную дорожку лопатой.
Когда он ездил в город за продуктами и инвентарем, он всегда возвращался с подарками маме и мне. Обычно с небольшими - простой шарфик из хлопка, книга, стеклянное пресс-папье, но покупал он именно то, что ты бы и сама себе непременно выбрала.
Пил он только с дедушкой - стакан виски, причем очень редко. Я никогда не видела его злым или сердитым.
- Иногда мне кажется, что ты не земное существо, - сказала ему мама. Это она сказала перед своим отъездом, мне тогда ее слова не понравились, словно она хотела, чтобы он был не таким хорошим, а чуть похуже.
За два дня до отъезда, когда она в первый раз заговорила об этом, она сказала:
- В сравнении с тобой я чувствую себя гадкой.
- Шугар, ты вовсе не гадкая, - сказал он.
- Вот видишь? Вот видишь? Почему ты хотя бы не можешь поверить, что я гадкая?
- Потому что ты не такая.
Она сказала, что ей нужно уехать, чтобы прочистить мозги, избавиться от всего дурного, что у нее на душе. Ей надо разобраться в себе, понять, какая она на самом деле.
- Почему бы тебе не заняться этим дома, Шугар?
- Я должна сама это сделать, - ответила она. - А тут я ни о чем не могу думать. Единственное, что я понимаю здесь - что я не такая. Не храбрая. Не хорошая. Хочу, чтобы меня звали моим настоящим именем. Я не Шугар. Я Чанхассен.
- Шарон Крич "Две Луны"